Бредовая заявка номер четыре)

[ojrwin]

Вайсс, Брэд, Ран. Темная комната, ожидание чего-либо.

Спасибо Неке за косметический ремонт текста)))

Ран не умеет разговаривать. Это у него такой стиль поведения. Чтобы не происходило вокруг, как бы ни вращался мир и не менялась картина мира, он будет жить дальше молча. Не знаю уж почему. То ли не желает показывать своих чувств (уж я-то знаю, как он умеет чувствовать), то ли просто так его воспитали (из того, что я слышал про его отца, можно было прийти только к такому выводу).
Мне нравится то, что он не желает разговаривать. Ему так идет это изящное безмолвие. Я умею ценить тех, с кем можно спокойно помолчать.
- Уезжаешь сегодня? – говорю я. Я провожу пальцами по шраму на его боку. У Рана много шрамов, они мне нравятся. По ним можно читать Фудзимию словно открытую книгу. Этот же выглядит так, словно над телом издевался маньяк с длинным ножом. У шрама рваные края, он выглядел бы отвратительно, если бы не лежал на столь прекрасном теле.
- Я уже купил билет, - отвечает Фудзимия.
- Я знаю, что купил.
- Так что не так? – он чуть оборачивается и я ловлю на себе его взгляд, - Видение?
- Нет. Плохое предчувствие.
Он издается фыркающий звук и отворачивается. Я знаю, он не особо доверяет моим предчувствия. И если уж я смог убедить его верить моим видениям, то о чем-либо эфемерном речи пока не идет.
- Я серьезно. Это не из разряда «будь осторожен», с тобой точно случиться что-то плохое.
Он не отвечает. Раньше бы меня разозлило такое пренебрежение, но сейчас я отношусь к подобному спокойнее. Мы стали старше, поумнели, выросли. Я знаю, он прислушается к моим словам, чтобы я не говорил.
Я знаю, есть просто красивые люди. Такие как, например, Кудо. Есть обаятельные как Шульдих. Но Фудзимия совершенство. Один поворот его головы заставляет сердце замирать. И пусть его тело усыпано шрамами, пусть на нем живого места не осталось, но Фудзимия не изменится для меня никогда, чтобы с ним не случилось.
У него прямая спина. Он даже на постели умудряется сидеть как на царском ложе, не стесняясь наготы.
- Я просто хочу, чтобы ты жил, - говорю я ему.
Он оборачивается, чуть улыбается уголком губ.
- Я буду жить, - отвечает Ран. В его голосе появляется такая убежденность, что я верю. И плевать на глупые предчувствия, плевать на страхи и дьявольские видения. Я верю, потому что он говорит так убедительно.
До его гибели остается десять часов. Я не знаю о том, как вернувшись на эту квартиру, не смогу выносить вида этих стен. Я не знаю о том, что в безумстве разнесу половину обстановки, уничтожу стеллажи с книгами, как в дребезги разобью стеклянный стол в гостиной. Я не знаю, как пьяный засну с сигаретой в руках, и чуть было не погибну в пожаре, который сам же и устрою. Я не знаю, что дальнейшее существование станет для меня хуже самой изощренной пытки.
Но сейчас, пока я смотрю на моего Рана, на то, как он встает с постели и неспешно одевается, я могу только думать об одном. О совершенстве.